Как санитары и страусы помогают жить неизлечимо больным

Учреждение основано в ноябре 1934 года как дом-интернат для престарелых и инвалидов.

– Она его кормит, а он ей кашу в лицо выплевывает. Она утирается, наполняет бутылочку и приговаривает: «Что ж ты второй час поесть не можешь!» – такие истории в работе санитарок Балахоновского психоневрологического интерната случаются каждый день. Вернее, три раза в день – самых тяжелых постояльцев здесь кормят с ложки.

В интернате для взрослых – 442 инвалида первой и второй группы со всего Ставропольского края. Почти полтысячи мужчин («Они вообще в три раза чаще страдают психическими расстройствами, чем женщины», – замечают врачи) живут под селом Балахоновское, поэтому «попасть в Балахоновку» – выражение двусмысленное.

Снаружи интернат больше похож на санаторий средней руки. На въезде – пропускной контроль, на территории – розы и единственный в селе фонтан, в вольере рядом – страусы. Пару лет назад птиц подарил местный фермер. Все три страуса девочки. На «страусотерапии» их кормят травой, гладят, дают клички – каждый раз разные. Сегодня страусов зовут Маша, Света и Даша.

Заведующая медицинским отделением Наталья Диколенко водит меня от корпуса к корпусу.

– А это излечимо? Излечимо? – подходит к нам дедушка в шапке, надвинутой на глаза. Санаторно-курортное впечатление отодвигается.

Умственная отсталость, последствия инсультов, шизофрения, эпилепсия, органические поражения головного мозга – далеко не полный список заболеваний постояльцев Балахоновки. Кто-то болен с рождения, кого-то привели на больничную койку травмы или алкоголь.

– У вас не бывает на работе ощущения тщетности? – не выдерживаю я получасовой экскурсии и спрашиваю заведующую.

– Мы просто делаем все, что от нас зависит. Оказываем помощь до последнего. Понятно, что даже если лечение не приведет к выздоровлению, жизнь человека надо поддерживать.

Больные в Балахоновке распределены по корпусам, в зависимости от степени состояния: те, кто «полегче», обитают в палатах почти домашних – с коврами и компьютерами («В интернете друзей находят, общаются», – добавляет Диколенко).

В восьмом отделении живут лежачие пациенты. Часть из них самостоятельно не передвигается и требует постоянного ухода. Редкий гость захочет пройти до конца коридора с распахнутыми дверьми палат.

– С такими больными не каждый выдержит. Это не всем дано. Просто находиться там – уже очень непросто. Санитарки работают не один год, они настоящие женщины, – говорит директор интерната Эрежеп Келеметов.

На кровати под одеялом лежит двадцатипятилетний малыш с бутылочкой. Глубокая умственная отсталость. Его мать двадцать пять лет назад лишили родительских прав.

– Сюда поступают в очень тяжелых случаях, – объясняет Диколенко. – Если есть возможность, родственники стараются дома содержать, а когда возможности нет – обращаются к нам. Им трудно обеспечить нормальный уход. Мы поддерживаем жизнь этих людей. Вылечить их нельзя, но можно облегчить существование. Основные направления – уход и наблюдение за здоровьем. Чуть что-то меняется, сразу отвозим в больницу, ждем диагноз, лечим. Если вдруг надо ложиться на госпитализацию – например, в Ставрополь – наши сиделки едут ухаживать за пациентом.

На стенах в палатах – иконы и фотографии родственников. Близкие к тяжелым больным приезжают нечасто. Если приезжают. Поэтому медсестры и санитарки становятся второй семьей.

В холле отделения фоном бубнит телевизор. В экран неотрывно смотрит щуплый юноша. Нервная рука отстукивает ритм на колене. Он в восьмом один из немногих ходячих.

По коридору мы проходим быстро.

– Это у нас местный, балахоновский, парализовало, вот лежит. А это Вова, он из Кочубеевского. Это маленькие – Саша, Ваня. А это он не кричит – он с вами здоровается, – представляя каждого, санитарка Татьяна Ванюченко по привычке говорит громко и четко. – Летом они у нас на надувных матрасах на веранде греются, в колясках гуляют.

Татьяна Николаевна двенадцать лет ухаживает за душевнобольными.

– Трудно ли? Вы же сами все видите. Мы каждый день в этой обстановке. Ладно, я уже в возрасте, но и молодежь сюда идет работать. А как? Мы все под богом ходим, и не знаем, что завтра с нами случится. В этой ситуации и мы можем оказаться. Есть люди с рождения такие, а есть… нажитое. Сюда пришла по зову сердца – работать надо, вот я и пришла. Спасает посменный график: два через два. Отдыхаем дома. Телевизор не смотрим. Кушать готовим. Ничего, человек, говорят, ко всему привыкает.

– Работу мы не делим, не перекладываем, у нас хороший коллектив, – говорит санитарка Лина Эсеналиева, – в этом отделении я уже больше десяти лет. Именно с лежачими. Они за это время родными становятся, как дети. Постоянно расстраиваемся, когда к нам новеньких привозят. От этого никто не застрахован, никто.

Лине, в ее тридцать три года, не дашь и двадцати семи лет. Дома ее ждут три дочки – Джанетт, Диана и София.

– И с мужем я познакомилась тут – он санитаром был. Потом, правда, ушел водителем на птицефабрику. А я осталась. Мы же посменно выходим, остается время и уроки с детьми сделать, и в школу их отвести. С работой сейчас вообще плохо, тем более в селе… Высшего образования у меня нет. А тут выходных – три дня и зарплата хорошая.

– Я когда в декрете с младшей дочкой сидела, мне больные звонили, – вспоминает она. – Спрашивали: «Когда ты вернешься?» Они к нам тоже привыкают. Мы помним, как кто кушает, у кого какой режим.

У Лины есть балахоновский любимчик Андрей.

– Парализованный, но всегда в рубашечке лежит. Хочет, чтобы его молодые кормили. Все понимает, но двигаться не может. Сколько я работаю, столько он лежит. Когда я сюда пришла, его как раз к нам привезли.

Санитарка Елена Голубенко только что закончила обеденное кормление:

– Утром прихожу, мне кричат: «Ууу, Лена». Радуются. Я как семь лет назад пришла санитаркой так и осталась, а дочь у меня медсестрой работает в Невинномысске.

– Есть у нас артист Анзор, – продолжает она. – Его сейчас как раз мама забрала в «отпуск». Мы так называем побывку дома. Он веселый, всех любит. Шкодит иногда: может маленьких ребят на другое место переложит или, бывает, спрячется, ищем его повсюду. Но это он по-доброму, без зла. Анзор сильный. У него синдром Дауна. А вот Вася – слепой. По звуку понимает, кто к нему подходит. Есть у нас Сережа, ходячий справочник. Тот сразу мне сообщает, кто заболел. И всегда говорит, кого из «отпуска» вернули к нам обратно.